А ныне смеются надо мною младшие меня летами, те, которых отцов я не согласился бы поместить с псами стад моих.И сила рук их к чему мне? Над ними уже прошло время.Бедностью и голодом истощенные, они убегают в степь безводную, мрачную и опустевшую;щиплют зелень подле кустов, и ягоды можжевельника — хлеб их.Из общества изгоняют их, кричат на них, как на воров,чтобы жили они в рытвинах потоков, в ущельях земли и утесов.Ревут между кустами, жмутся под терном.
Люди отверженные, люди без имени, отребье земли!Их‐то сделался я ныне песнью и пищею разговора их.Они гнушаются мною, удаляются от меня и не удерживаются плевать пред лицом моим.Так как Он развязал повод мой и поразил меня, то они сбросили с себя узду пред лицом моим.С правого боку встает это исчадие, сбивает меня с ног, направляет гибельные свои пути ко мне.А мою стезю испортили: все успели сделать к моей погибели, не имея помощника.Они пришли ко мне, как сквозь широкий пролом; с шумом бросились на меня.Ужасы устремились на меня; как ветер, развеялось величие мое, и счастье мое унеслось, как облако.
И ныне изливается душа моя во мне: дни скорби объяли меня.Ночью ноют во мне кости мои, и жилы мои не имеют покоя.С великим трудом снимается с меня одежда моя; края хитона моего жмут меня.Он бросил меня в грязь, и я стал, как прах и пепел.
Я взываю к Тебе, и Ты не внимаешь мне, — стою, а Ты только смотришь на меня.Ты сделался жестоким ко мне, крепкою рукою враждуешь против меня.Ты поднял меня и заставил меня носиться по ветру и сокрушаешь меня.Так, я знаю, что Ты приведешь меня к смерти и в дом собрания всех живущих.Верно, Он не прострет руки Своей на дом костей: будут ли они кричать при своем разрушении?Не плакал ли я о том, кто был в горе? не скорбела ли душа моя о бедных?Когда я чаял добра, пришло зло; когда ожидал света, пришла тьма.Мои внутренности кипят и не перестают; встретили меня дни печали.Я хожу почернелый, но не от солнца; встаю в собрании и кричу.Я стал братом шакалам и другом страусам.Моя кожа почернела на мне, и кости мои обгорели от жара.И цитра моя сделалась унылою, и свирель моя — голосом плачевным.